|
Культурный центр ДОМ17 октября 2007А-ТЕАТРО И ТЕАТР МИХАИЛА ВОЛОХОВА представляет: "ЛЕСБИЯНОЧКИ ШУМА ЦУНАМИ" М.Волохов День второй [спектакль] "Лесбияночки шума цунами" Волохова … Пьеса Михаила Волохова «Лесбиянолчки шума цунами» представляется мне чрезвычайно важным и философским исследованием проблем современного мира. Уже так сталось, что драматургия Волохова представляется серьезным драматургическим исследованием всех тех болезненных проблем с которыми сталкивается современное человечество и в этой пьесе Волохов касается чрезвычайно важной и серьезной проблемы - утрачивание современным миром чрезвычайно важных базовых человеческих качеств - а именно, нежность, любовь, взаимоотношения с людьми, дружба, брак и так далее. Современный мир утрачивает эти ценности, которые были составляющими человеческой культуры испокон веков, утрачивает их безвозвратно и новое тысячелетие приносит все более и более жесткие формы существования, в которых нет места этим базовым человеческим качествам. Две героини этой пьесы, если вдуматься, если серьезно вчитаться в текст, не представляются мне лицами определенного возраста и даже пола. Практически эти существа, в которых рыдает, воет богооставленность в этом мире, в котором нет места любви, в котором любовь претерпевает необычайную атаку со стороны мирового зла, мировой жесткости, терроризма, войн, падения морали, наркомании и т.д. и т.д. Этот список к сожалению очень длинный. Поэтому две героини в течении всей пьесы пытаются со всех сторон как бы ощупью обнять эту проблему оставленности Жизни в этом опустевшем для них мире. Почему я сказал, что даже не важен пол и даже не важен их возраст. Фактически эти героини могут быть от подростков до женщин абсолютно как говорится женщин и мужчин неопределенного возраста. Что касается пола – тут важно не то, что они лесбиянки. В том-то и дело, что это обычная постоянная игра Волохова с понятиями, которые по первоначалу кажутся нам шокирующими, а на самом деле он только обозначает тему. Волохов обозначает некую лакуну, пустое место внутри которого происходит, собственно говоря, действие. Ведь мужчины в такой же самой степени Богооставленности - только единственно при отсутствии неких глубинных чувствилищ, некоего аппарата, которым можно было бы принять и измерить качество и уровень падения в нечеловеческие бездны своих тонких человеческих чувств. И женщины в данном случае более подходят, но и мужчины, если можно было бы покопаться в их душах могли бы в глубинах своего подсознания понять и ощутить то же самое. В течении всей пьесы действие - это попытка организовать некий оазис чувств, оазис средств утекающих, исчезающих, втягивающихся в какую-то гигантскую раковину - как песок в песчаных часах. И спектаклем надо ухватить и поймать это исчезающее ощущение, которым и живет биологический вид любви и притяжения человека друг к другу. И как мне кажется сама постановка пьесы опять таки должна соответствовать этой гигантской теме, которую поднимает Волохов. А именно – она должна строиться как высокая трагедия высокого класса, сравнимая с древнегреческими трагедиями, сравнимая с высокими страстями японского театра Но. В соответствии с этим должна быть приведена также и музыка. Очевидно, что за сценой звучат ритмические там-тамы. Без каких бы то ни было музыкальных фраз, которые перемежаются тоскливыми взвываниями этой японской цитры семи сен. Этим создается как бы пульсация этой энергии «ци», как бы пульсация этих чувственных окончаний, которые в течении всей пьесы рыщут вокруг и создают ауру этих чувствилищ. Так же важно чтобы героини друг друга не касались. И любой штрих, который приводил бы пьесу к бытовизму разрушит и разобьет в клочки идею пьесы Волохова. Диалоги должны произноситься как бы во вне, как бы в безвоздушном шаре. И героини говорят даже не друг другу. По идее они даже не произносят этих слов. Может быть это идет касание душами. Какой-то телепатический сеанс. Перетекание почти неуловимых в вербальном смысле пульсаций тонких чувств. Поэтому никаких касаний друг к другу. Я уж не говорю об объятиях и о чем-то так или иначе являющимися преламинариями секса. И даже грим и даже подобие каких либо человеческих костюмов в данном случае будут уводить от идеи пьесы. Поэтому на сцене могут быть два больших надутых воздухом символа секса – круги сжатые сверху, может быть даже светящиеся (внутри них могут быть какие-то световые лампочки или нити) и женщины, которые могут в этих кругах качаться на качелях, произносить свои монологи, пролезать сквозь них и так далее – там целый ряд пластических средств, которые могут дать эти объемные символы. Больше ничего на сцене не должно быть. Ни каких подобий стульев и стола, велосипедов и всего чего угодно. Костюмы действующих лиц также должны быть минимальными, но это ни в коем случае не должны быть какие ни будь бикини. Должны бить очень тонкие развивающиеся материи, которые развиваются вокруг них ничего не скрывая и ничего не обтекая. Пусть они просто создают ощущения двух облаков, облачных, скорее звездных систем. Чем шире будет понята метафорическая основа пьесы – тем будет лучше, ибо зрителю чрезвычайно важно с первого слова, с первого момента пьесы сфокусироваться на тексте. Потому что текст здесь является самым важным. Все остальное является пластической оранжеровкой этого текста. И пластическая оранжеровка должна не иллюстрировать текст, а символизировать эту отторженность человека от образа и подобия Божьего. Если бы речь шла о религии – то это было бы именно богооставленность, следствие этой богооставленности, а именно разрушения фундаментальных человеческих взаимоотношений. И я думаю, что пьеса является просто революционным открытием, прорывом в ту область духа, в которой обычно работает Волохов. Текст должен произноситься вне привычной нам актерской манеры, вне иллюстративно жизнеподобных форм, абсолютно ни в коем случае не надо «вживаться в образ», отыгрывать некую конкретную характеристику героини. Этого не должно быть, это не должно интересовать зрителя как зовут героиню, сколько ей лет и т.д. Может показаться что это будет вакуумный спектакль. Наоборот. Мы с большим интересом смотрим те вещи, которые поднимают нас, которые заставляют наш дух воспарить. Текст должен произноситься то скороговоркой, пулеметными очередями, то паузами, бесконечными паузами. Героини не разговаривают в обычном смысле этого слова. Все что они делают и их общение – это есть жизнь Духа, боль Духа и рыдание Духа. Одиночество, оставленность, бессмысленность существования в этой выжженной пустыне Духа. И все это вместе взятое приведет к тому, что пьеса будет захватывающе интересной. Хорошо зная драматургию Беккета, Ионеско хочу подчеркнуть, что Волохов перешел эту грань марионеточного, кабинетного театра абсурда, и драматургия Волохова – драматургия третьего тысячелетия. И насильственно архаизируя ее под середину двадцатого века будет совершенно неправильно, потому что мир за это время очень сильно изменился и души людей, характеры отношений за это время прошли колоссальные катаклизмы, которые разрушили очень многие вещи, бытовавшие в те времена, когда писали Беккет и Ионеско и многие другие. Дело заключается в том, что пьесы Беккета и Ионеско, как ни странно очень уютные, они написаны в крепком буржуазном мире для крепкого и благополучного буржуазного мира, где все стоит на своих местах, где механизм социальных отношений работает и именно из-за этого они странны, забавны, интересны и т.д. А для нашего нераскаявшегося русского мира их пьесы выглядят просто детским садом. В этом смысле актом покаяния в своих мощнейших пьесах Волохов пошел намного глубже и дальше, и его пьесы ни в коем случае не надо стилизовать под западный театр абсурда. Что же касается великого театра, великой драматургии прошлого - Шекспира, Расина, Буало и т.д., то несомненно что весь этот великий драматургический путь, которое прошло человечество в Волохове присутствует как ощущение этого пройденного пути. А в «Вышке Чикатило» Волохова можно найти отголосок на все драматургические шедевры мировой драматургии от греков и до наших дней. АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ Пьеса «Лесбияночки шума цунами» – продолжение традиции классического декаденства. Не того, до которого довели декаданс в России современные писатели, а именно традиционного, классического, европейского. Сейчас так никто не работает. Все современные драматурги обращаются к Чехову. Обращаются подсознательно, видя в нем линию романтического символизма, декаданса. Потому что сам Чехов – это переведенный Метерлинк. Игорь Дудинский
Валерий Иванов-Таганский МЫСЛИ ВОЛОХОВА О СПЕКТАКЛЕ Цель – выбить максимум позитивной, положительной, здоровой ДЛЯ ЭТОГО СМОЕ ГЛАВНОЕ - ПОПАСТЬ В ВЕРНОЕ Это достижимо при нахождении и подчеркивании тоном «игры» поэтической и романтической внутренней составляющей текста пьесы и ясном понимании во имя чего это все с ними происходит – чтоб на Земле не потух последний луч света Любви – и так получилось - что это их любовь. А поскольку каждая героиня отличается от другой, то для одной один кусок текста романтический, для другой наоборот. Это интересно – сам по себе возникнет импровизационный конфликт. И никогда не сбрасывать в тоне «игры» - благородство душевного человеческого накала –– стержень существования, жизни героинь. Два Христа, только в женской плоти, несущих крест своей судьбы – доказательство Миру, что только они чисто, искренне любят сейчас в этом Мире друг друга. И своим существованием в фильме героини доказывают, что в настоящем мире настоящая и чистая любовь – возможна только между ними. Эротическое взаимодействие тел героинь в этом контексте – может быть любой степени жгучести и нежности – их души пытаются пробиться друг к другу через бастионы ненасытного, безумнострастного тела с помощью всевозможных ухитрительно-сладострастных ласк и слов – единственного оружия в данной ситуации. Их тела, камни и конечно души – это все эрогенные зоны (одна героиня целует камень – другая от этого стонет и т.д.) В зонах конкретного – бытового текста пьесы ИГРАТЬ - СУЩЕСТВАВАТЬ двух рыцарских цариц, честно делящих завоеванное царство пополам. С другой стороны они – бабы-бабами – играть очень расслабленно и с «народным бабьим» юмором – «из русской бани в снег» - так будет понятен смысл всему люду. Они прелестнейшие бабочки ночные и об этом знают, но так хотят любви, что превращаются в Святых – СВЯТЫХ УБИЙЦ,
Героини – реальные помощницы Бога – убийцы фаллосного дьяволизма эпохи – они в это ВЕРЯТ свято. И на фоне этого – Святая Проповедь Любви – своим Чистосердечным Героическим Небесным Примером ВЕРЫ В СЕБЯ КАК ИЗБРАННИЦ. Каждая героиня по своему (по своему образу и подобию) через текст и телесные ласки пытается докопаться до основания чистоты души другой героини. Но и чем больше ласк и секса - тем меньше настоящей любви. Это как Абсурдизм человека, пытающегося выбраться из песочной ямы – чем больше выгребает песка – тем больше в нее закапывается. И в финале страшный «интонационный стон», что нет Любви, хотя ей занимались на протяжении всего действия. То есть земное казалось бы счастье не дает счастья на «небесах». Фактически – это два влюбленных друг в друга гладиатора – один должен убить другого своей любовью, чтобы доказать, что он действительно искренне любит другого, ибо оставшегося в живых ждет мучительная смерть на кресте (таковы изначальные условия этого гладиаторского поединка). И все равно – в финале каждая героиня пытается утонуть в ласках и сексе – просто другого выхода человеку на Земле не дано. …Здесь даже камни должны зарыдать… М. Волохов
|
|
|
Интро
Персоналии
Институции
Проекты
Издание CD
Пресса
Контакты
Подписка
Ссылки
(C) 2004 Девоцио Модерна, admin@devotiomoderna.ru |
|
|